суббота, 3 октября 2015 г.

«Что пепел скрыл от нас? А вдруг из пепла нам блеснет алмаз, блеснет со дна своею чистой гранью…»

by The Lone Ranger

Рецензия на фильм "Пепел и алмаз"


Мачек окончил лицей, и его сразу забрали на войну. Вернее, война его забрала — разве был у него выбор, когда отечество звало? Поблизости был старший товарищ Анджей, были близкие и единственные в жизни друзья. Это и была настоящая жизнь. Но вот Германия капитулировала, друзья погибли, остался один только Анджей. И он сам. И у них уже новая работа — убивать своих соотечественников, чьи политические цели и идеи по восстановлению родной Польши разнятся с целями и идеями организации Армии Крайовы, а, значит, — и с их собственными. Война кончилась, но для них ничего не изменилось — лишь по ту сторону автоматной очереди теперь стоят знакомые когда-то лица… Фильм Вайды начинается с разящей своим ужасающим контрастом сцены убиения невинных польских рабочих с цементного завода. Это случилось ранним цветущим утром, около старой церквушки, а рядом стояла маленькая девочка с букетом полевых цветов, и, наверное, всё видела. И как-то жить после этого в мире, увидев собственными глазами, как на пороге Христовой обители умер человек, жестоко и фанатично расстрелянный, искавший здесь спасения? Но едва ли во взгляде матёрых бойцов Мачека и Анджея блеснёт хоть искра угрызений совести. Солдаты не привыкли задаваться морально-нравственными вопросами, когда им отдают приказ. Так ведь и жить легче. Достаточно и того, что каждый перед кем-то отвечает — вот пусть старший и решает, что хорошо, а что плохо…

Предысторию описываемых событий можно увидеть в предыдущей работе Анджея Вайды, где он в кошмарных, почти мистически ужасающих подробностях поведал о трагическом исходе Варшавского восстания и о тех нечеловеческих страданиях, что пришлось пережить полякам в зловонном сумраке канализационных каналов. Из него и вышел главный герой «Пепла и алмаза», и теперь вынужден прятать блеск горящих глаз за тёмными очками, не в силах выносить солнечного света. Весь багаж, вынесенный им за годы войны, — старый армейский рюкзак, жестяная кружка и оставшаяся крепкой по долгу службы дружба с поручиком Анджеем… Збигнев Цибульский со своей неординарной и вневременной внешностью стал одним из ярчайших образов послевоенного поколения «потерянных душ». А картина Вайды давно вышла за рамки внутриполитического конфликта в Польше, став для современного зрителя актуальной именно как трагедия о внутренней борьбе человеческой души, о поисках правды и своего места в жизни. Снятая в 1958 году, она тем самым сделала Мачека Хелмицкого своеобразной предтечей годаровского Мишеля Пуакара, сроднив их как прожигателей жизни на последнем дыхании.

В году же 1945 поляки — все как один — праздновали победу. И вот — властями устроен пышный послевоенный банкет, призванный притупить боль и заглушить горечь утрат, утопив её в пафосных речах и реках спиртного. За окном же, над улицами Европы летят слова походной песни красноармейца, выкрикиваемой в такт маршу солдатских сапог. Так или иначе — сегодня празднуем, а завтра строим светлое коммунистическое будущее. И кто-то уже отчётливо различает в нём давно чаемый пост министра, а кто-то чувствует безнадёжную обречённость и не понимает, что делать дальше. Мачеку не повезло — волею судеб он оказался не на той стороне, не осознавая ещё, конечно, что никаким политическим и военным целям Армии Крайовы не суждено сбыться. Но для Вайды, как художника и человека, всё же куда большее значение имеет выбор моральный. Такой, каким он неожиданно встаёт перед Мачеком после встречи в баре с Кристиной.

Они провели вместе несколько часов в упоительной и спасающей от реальности близости, но Мачек всё равно уже решил для себя: та совершённая ошибка, те убийства должны быть исправлены смертью действительного врага поляков — коммуниста Щуки. Надо выполнить приказ. Разве есть у него выбор? Возможность порвать с прошлым по-настоящему осознаётся им только после «освежившей» голову ночной прогулки с Кристиной. Наброшенная на плечи девушки куртка, запах фиалки у неё в руках, сломанный каблук, разговоры посреди руин, полустёршееся стихотворение на стене… очищающий мотив дождя и бредущего по улицам белого коня с понурой головой, явившиеся, словно из кадров фильма Тарковского… Может быть, это — настоящая жизнь, а не те кровавые бесчинства, что они творили с Анджеем? Может быть, пора остановиться? А через полчаса — уже вновь горящие диким неистовым блеском глаза и выстрел за выстрелом…раздаётся в небе треск праздничных фейерверков. Только теперь пришло полное, потрясающее душу откровение, — за что же он на самом деле боролся, что выиграл в этой войне?

Каждый, будь то солдат или любой другой человек, в ответе не только перед старшим, но, прежде всего, — перед Богом. И из пепла войны не блеснёт алмаз, если даже близкие люди будут продолжать сгорать в агонии убийства. Попытка Мачека убежать запоздала. Он мчится из последних сил, но прошлое за спиной всё равно настигает, не позволяя взять верх бунту одиночки. Впереди же развеваются на ветру белые простыни. В голове почему-то мелькает образ русской девушки, стоящей в саду у бельевых верёвок и ждущей возвращения своего любимого с войны… Но для Мачека режущая глаз белизна простыни — символика близкой смерти. Она пока ещё не забрала его, но это вопрос времени. Остаётся лишь отчаянно дёргаться в предсмертных конвульсиях, ожидая своего часа… Могло ли быть иначе?

9 из 10

Продавец надежды

by writer19

Рецензия на фильм "Яков-лжец"


- Господин Франкфуртер, это русские. Они будут нас бомбить.
- Можно радоваться.


Некогда прекрасный и бурлящий жизнью польский городок был оторван от всеобщего мира и забыт. Улыбки на лицах горожан преобразились в унылую гримасу тружеников, которые изо дня в день выполняли свою работу, подчиняясь беспощадной немецкой армии. В польском гетто царило молчание и покорность, а единственным звуком, нарушающим эту постоянную идиллию, был звук уходящего поезда. Терзания, муки и обреченность на извечные страдания отразились на пленных, обратив в пепел грёзы о светлом, лучезарном будущем. Вера, надежда, мечты — ничего уже практически не осталось, кроме чувства юмора, которое веселило и поддерживало в трудную минуту. Оно не наполняло жизнь каким-то смыслом, не вселяло надежду и уж точно не являлось ключом к спасению, а служило лишь утешением для отчаявшихся, да и до тех пор, пока всё окончательно не докучало и обременяло; пока петля не оказывалась на шее, а ноги не висели в воздухе. Но что если кто-то воспользуется одним из гнусных и подлых изобретений человечества и применит его во благо? Что если превратить ложь в средство для спасения? Обычному еврейскому продавцу оладий Якову Хайму чудным образом предоставляется случай приоткрыть ту самую скважину вероятного счастья и упоения, которая давно уже не видела свет, но глубоко в душе каждого узника войны желала вновь заблестеть и засиять всеми возможными окрасками, хотя в таком бедственном и тяжёлом положении хватило бы и одного маленького луча надежды.

По мотивам одноимённого романа немецкого писателя Юрека Бекера, венгерский режиссёр Петер Кассовиц создаёт драму времён Второй мировой войны, но история развивается не на фронте в разгар боевых действий, а за стенами небольшого польского гетто, где всё ещё остаются люди, не желающие опускать руки и намеренные бороться до самого конца; по крайней мере, есть как минимум один такой человек по имени Яков Хайм, что значит — надежда всё-таки есть. С целью спасти своих товарищей от отчаяния и возможных попыток суицида, он придумывает ложь, которая может стоить ему жизни. Яков рассказывает, что у него есть радио, и слышит как русские на подходе к ним. Он даже не полагал, что солгав однажды, придётся делать это постоянно, выдумать всё новые и новые идеи, чтобы сохранить надежду о счастливом будущем, вопреки тому, что его может и не быть. Ложь во имя спасения превращается в ничто иное, как обременительное, тяжёлое бремя на душе, с которой приходится жить еврейскому продавцу оладий.

Кого только не играл талантливый и ныне покойный Робин Уильямс, почти всегда от его персонажей исходила невероятная душевная и искренняя теплота, греющая сердца в одинокие холодные будни. Гонящийся за американской мечтой из самой Москвы, придающий солдатам оптимизм с повседневным возгласом «Доброе утро, Вьетнам!», обучающий своих учеников поэзией, её красотой и магией — Робин воодушевлял и побуждал к стремлению чего-то необычайного и чудесного. В картине Петера Кассовица он всё тот же неисправимый романтик и мечтатель, пусть даже захваченный фашистами несчастный еврей. Та же старая кепка, что у других поляк, потрёпанное пальто и рваные перчатки, но вместе с тем у Якова Хайма есть доброе сердце, широкая душа и мужество, которое он обретает со временем. И какой же Робин Уильямс без ласковой улыбки и чуточки веселья? Да, даже в военной ленте Кассовица он порой шутит, устраивает небольшие представления и танцует польку, что служит разрядкой для напряжённого, интригующего сюжета и даёт возможность насладиться игрой, характерной талантливому комику и актёру.

Венгерский режиссёр разбавляет свою картину долей юмора, но не позволяет ей выйти за рамки дозволенного и нарушить всю драматичность истории. Ложь, возникшая из самых чистых помыслов, с течением времени становится наиважнейшим аспектом в вопросах касаемых жизни и смерти. И даже если она повлечёт за собой новых жертв войны, справедливо будет назвать поступок Якова неправильным и оплошным? Гёте говорил — «Надежда живёт даже возле могил», так неужели она не имеет право существовать в очерствелых и бездушных стенах гетто? Ведь если умирать, так умирать за правое дело — в борьбе за свободу и с надеждой в сердцах! Можно ли винить Якова в том, что он хотел подарить окружающим своим сородичам щепотку счастья, радости и дни блаженства? У одного человека нашлось столько сил, что он даровал веру другим, для того, чтобы те продолжали жить, несмотря ни на что. Жить, зная, что за замочной скважиной возможно никогда не появится свет, и высокие непоколебимые стены гетто будут всегда оставаться на своём месте, а единственным звуком, нарушающим эту гробовую тишину, будет гул уходящих вдаль поездов.

...

by Denis Ipsen Stolyarov



Став бестселлером у себя на родине, по одноименному роману Йенса Лапидуса было решено снять фильм. Но потенциал у книги был немал, а соответствовать первоисточнику киношникам надо. Поэтому историю растянули аж на трилогию. Ей-богу, интересно кому могло это прийти в голову, но явно это решение было и остается спорным.

Главная проблема этого, в принципе крепкого криминального фильма, в том, что нуара здесь нет и в помине. Нет тут мрачной атмосферы, нет роковых женщин и джазом-блюзом абсолютно не пахнет. Но скорее это не вина самого кино, а отечественных прокатчиков. Совершенно не понятно, чем обусловлено желание приписать один из старейших жанров кинематографа к обыкновенной бандитской истории, но целесообразность работы данных товарищей можно оспаривать часами. Помимо этого проблем у фильма выше крыши. С такой прямолинейностью и «рельсовостью» повествования может сравниться разве что путь призывника на плац, сцены затянуты и монотонны, сценарные диалоги настолько примитивны и схематичны, что даже детская «Красная Шапочка» покажется верхом сюжетных хитросплетений и неожиданных твистэндингов. Да и как для криминальщины, тут порой не хватает жестоких сцен, чтобы у зрителя дух перехватывало и сердце щемило. Зато имеется в наличии жутко затянутая первая половина, притянутая за уши финальная развязка, которая ничем не объясняется кроме желания сценариста поскорей свести все сюжетные линии в одно место и пойти пить кофе, поэтому над логикой происходящего никто не задумывался. В «Шальных деньгах» некоторые сценарные решения настолько надуманны и абсурдны, что порой создается впечатление, что добавь в сценарий пару-тройку шуток и из него могла бы получится знатная и добротная криминальная комедия в стиле если не фильмов Ричи, то как минимум около того.

Тем не менее данное полотно все же цепляет. Может быть, особенно если рассматривать всю трилогию в целом, неплохим сторителлингом обычных шведских гопников, которые запросто могут дать фору своим британским коллегам из похожих фильмов, наподобие «Неблагоприятных кварталов». Может быть легкой и грустной дымкой, что висит в воздухе вокруг персонажей и назревающей с каждой минутой скандинавской хандрой. Может быть сюжетной линией друзей, которых нелегкая занесла по разные стороны баррикад. А скорее всего всем сразу. Молодцом держится Юэль Киннаман, заметна харизма и какая-никакая, но добротная актерская игра, особенно на фоне картонно-плоских остальных героев. Плюс фишка с национальным разбросом главных персонажей почему-то смотрится как нельзя к месту, время от времени скармливая зрителю пищу для размышлений о трудной жизни иммигрантов в чужой стране. Не хочется ругаться на эту картину, хотя негативные и саркастические эпитеты рождаются прямо на лету.

Экранизация «Шальных денег» абсолютно не выдерживает конкуренции не только с грандами криминального жанра, но и с книгой-первоисточником. Ведь изначально неплохая детективная история с легкой руки сценариста превращается в обычные бандитские разборки, запечатленные на камеру. Но несмотря на это, шведский кинематограф, особенно в последнее время, не блещет разнообразием, ведь кроме трилогии про татуированную хакершу и пары-тройки хороших старых фильмов толком у скандинавов и смотреть нечего. Поэтому триквел «Шальных денег» и, в частности, «Стокгольмский нуар» может с легкостью понравится совсем уж непритязательным любителям криминальных драм.

6 из 10