Equally Destructive

by Gwynbleidd 89

Рецензия на фильм "Турецкие наслаждения"

Творчество режиссёра Пауля Верхувена уже традиционно принято делить на два периода — авторский фламандский и ремесленнический голливудский. В первом он проявил себя как свободолюбивый бунтарь и борец с ханжеством — певец похождений молодых и дерзких. Во втором — как искусный мифотворец — архитектор «плоских» целлулоидных миров — карикатурно-несерьёзных и комиксно-гротескных. Герои этих миров также нарочито архетипичны: крутые копы, женщины-вамп, бравые солдаты и т. п. На первый взгляд между этими периодами нет ничего общего, но при детальном рассмотрении становится очевидно, что это не так. В фильмах Верхувена американского периода за кажущейся примитивностью сюжета и характеров скрывается едкая социальная сатира — пасквиль на жизнь разномастных rich and beautiful. Ровно такой же социальной критикой он занимался и в раннем творчестве. Разница лишь в том, что во второй половине 80-х мода на социальное кино в Голливуде сошла на нет, а посему Верхувену, которому, всё же, деньги и слава были далеко не чужды, приходилось подавать свои критические зарисовки в завуалированном виде. Да и в чисто в сюжетно-композиционном смысле довольно легко провести мост аналогий между фламандским и американским Верхувеном. Так, не будь «Четвёртого мужчины», едва ли бы мы увидели «Основной инстинкт», а в «Шоу-гёлз» легко можно усмотреть параллели с «Китти-вертихвосткой».

В 1973 году на экраны вышел наиболее знаковый фильм раннего (а по факту и позднего тоже) Верхувена «Турецкие сладости», снятый по одноименному роману Яна Волькерса. Эта сверхэнергичная и раскрепощённая лента легко может шокировать неискушённого зрителя своим натурализмом. Молодой эксцентричный скульптор Эрик Вонк проводит свободное время в весёлом дебоширстве, сумасшедших пьянках, переходящих в забавно-протестные танцы на столе, поисках легкомысленного секса и прочих посягательствах на разнообразные табу и священные правила приличия достопочтенных бюргеров. В некотором смысле он даже «отплясывает за двоих», если ссылаться на безусловную сюжетную и художественно-стилистическую связь «Турецких сладостей» с «Вальсирующими» Бертрана Блие. Встреча с юной Ольгой Стаппельс — такой же взбалмошной и свободолюбивой как он, хотя и относящейся к иному социальному классу, вносит сумбур в его и так далеко не упорядоченную жизнь. Их страстный роман вскоре перерастает в брак — неистовый, разрушительный, полный юношеского максимализма и детской непосредственности, откровенный до покраснения на лицах родственников и просто случайных прохожих. Кроме того Ольга становится музой для Эрика — моделью, с которой он лепит свои многочисленные скульптуры. Благодаря торжественному открытию одной из них молодожёны даже удостаиваются аудиенции её величества.

Верхувен мастерски играет на контрастах, чередуя натуралистичные эпизоды с кадрами необычайной красоты. Интересно также, что вербальный натурализм шокирует, подчас, почище натурализма визуального. Так, рот Эрика Вонка, виртуозно сыгранного Рутгером Хауэром, порой порождает образы похлеще подробно запечатлённого камерой собачьего испражнения. Но главным во всей этой контрастности есть то, что грязь здесь явно пасует перед красотой и по просмотру в голове всплывают в первую очередь светлые образы. Это прекрасно рифмуется с открывающей сценой фильма, где просыпающийся в грязной квартире Эрик, решительно выметает прочь весь мусор, принимает ванну и обновлённым выходит навстречу солнечному дню. Квинтэссенцией нежного начала «Турецких сладостей» являются эпизоды, где Эрик выходит подбитую чайку, сцена распивания вина под дождём (здесь, как и во многих других эпизодах, прекрасная операторская работа Яна де Бонта, подчёркивается грустными блюзовыми мелодиями Рогиера ван Оттерло), которую вполне можно включать во всевозможные списки красивейших кинодождей, а также эпизод трогательной заботы Эрика о больной Ольге — важнейшей сцене, поясняющей название ленты и наиболее полно раскрывающей персонаж Рутгера Хауэра.

Кроме того, разбирая визуальную составляющую «Турецких сладостей» невозможно не остановится на сцене в ресторане, где Эрик оказывается чужаком среди друзей и родственников Ольги — недалёких и надменных буржуа. Этот этюд в красных тонах недвусмысленно отсылает к знаменитому танцу опричников из второй серии «Ивана Грозного» Эйзенштейна — одного из любимейших фильмов нидерландского постановщика.

Забавно, что, не снискавшая в отличие от своих коллег Рутгера Хауэра, Пауля Верхувена и Яна де Бонта голливудской славы, очаровательная Моник ван де Вен — исполнительница роли Ольги, в 2008 году отдала своеобразную дань уважения прославившему её фильму, экранизировав поздний и гораздо более прямолинейно-жанровый роман Яна Волькерса «Летняя жара».