Жизнь человека в футляре

by Den is

Рецензия на фильм "Полковник Редль"

Уверенные шаги офицеров в пустом коридоре гулким эхом отсчитывают время, оставшееся человеку, чьи скелеты уже выпали из шкафа. Ты опоздал, человек! Твоя свеча дотлевает. Ты можешь сосчитать до десяти, но что-то изменить уже слишком поздно.

А такой был мужчина! Настоящий полковник. Полковник Редль. Его смерть в 1913 году всколыхнула европейскую общественность, оставив загадок больше, чем оставляет порой иная жизнь. Художественную попытку предложить на них ответы семьдесят лет спустя предпринял один из ведущих венгерских режиссеров Иштван Сабо. Пунктиром выводя на экране человеческую жизнь от происхождения к становлению и закату её звезды, путь от крестьянского сына к высшим чинам императорской армии, Сабо, вслед за Джоном Осборном, чья пьеса легла в основу сценария, уделяет большое внимание особенностям воинской службы в канун смены эпох. Но, вырисовывая быт и нравы воинской среды, разоблачая механизмы фабрикации дел по созданию изменников родины, раскрывая перед зрителем тонкости политических игр без правил, высвечивая процесс зарождения государственных идеологий дискриминации, главный, хоть и не явный, интерес создатели фильма сосредоточивают на проблеме человека, оказавшегося частью этой системы.

Получается почти как в драматургии Чехова: истинная жизнь человека остается не раскрытой, задвинутой куда-то на периферию ничего не значащими словами и действиями по уставу. Дежурные, формальные фразы героев, их предопределенные поступки — суть защита, попытка спрятать самих себя от сторонних глаз. А истинно важное, сама жизнь, происходит где-то вне общей кажимости, за словами, за действиями — в душе человека и том вечном, где вершатся наши судьбы. Рассеянный, словно солнце, запутавшееся в тумане, свет и тусклые цвета картины подчеркивают иллюзорность человеческого бытия, в котором так много ложного, церемониального, ненужного, и одновременно характеризуют эпоху преддверия первой мировой войны отсутствием четких контуров социальной и политической жизни, распадом и разложением былых основ существования, непониманием значения совершающихся событий и призрачностью перспектив будущего.

Дитятей этого безвременья, плодом военной почвы и стал Альфред Рейдль, чье происхождение для военной и аристократической элиты омрачено текущей в его жилах крестьянской кровью русина. Нежная натура, взращенная в условиях армейской дисциплины, солдатских нравов — катастрофический диссонанс содержания и формы. Чтобы выжить, необходимо выработать механизм ассимиляции, найти тот футляр, что защитит от возможных душевных ран и посягательств на личное пространство. И Рейдль его находит. Буквально ампутировав, как рудимент, всё личное, эмоциональное, отрекаясь от своих корней, порывая любые связи с семьей, заточая под замок своё влечение к мужчинам, он выдумывает для себя религию служения монархии, не замечая, что её век уже предопределен, и непреклонно идет вверх по карьерной лестнице, оставив за пределами своего видения жизнь как таковую. Но сколько бы он ни конструировал самого себя, загоняясь в прокрустово ложе армейщины, как бы крепко ни держал себя в ежовых рукавицах самодисциплины, сколько бы ни пытался обмануть общественность показательной свадьбой, должной разрушить распространившиеся слухи о неблагородной голубизне его крови, — человек не может подчинить своему контролю жизнь и где-то выше запущенные без его ведома процессы.

Истории и политике нужны громкие показательные дела, а крестьянский выродок, гомосексуалист и грязнокровка, допрыгнувший до полковнического звания, — подходящий в атмосфере становящегося царства нетерпимости кандидат для обвинения в измене родине и воспитания на этом примере ненависти ко всем «нечистым». Или это маятник судьбы, качаясь, запускает над головой нож гильотины, карая за надругательство над собственной жизнью? И то ли тенью другой, возможной, но так и не состоявшейся судьбы, то ли предзнаменованиями грядущего, вдруг, как вся жизнь перед глазами в момент роковой опасности, появляются пред полковником люди, которые его любили, но кого он вычеркнул из своей истории. Старая фотокарточка, на которой он еще чистое дитя, а глаза матери светятся нежной любовью. Неожиданный визит сестры, которая живет за тридевять земель и с которой он даже не пытался увидеться в течение долгих лет. Признания безответно любящей женщины, предложения сбежать далеко-далеко и наконец зажить. Нет, нет, нет! Сжечь, прогнать, не слушать. Он выше житейских радостей и простого человеческого счастья. Он — мужчина, не допускающий сентиментальной ностальгии по детству. Он — элита, которой не к лицу такие родственные связи. Он — полковник Редль. Он служит святой идее монархии и должен блюсти мундир.

Шаги смолкли. Дверь в комнату распахнулась. Тебе некуда идти. Ты загнан. И ты знаешь, что делают с загнанными лошадьми. Но за былые заслуги тебе дарована возможность сделать это самому. Ах, как тебе хочется жить! Как ты напуган! Ты осознал, что не жил, но теперь уже поздно. Прекрати же эту агонию. Смени старый футляр на новый.