Несвободные

by aloe vera

Рецензия на фильм "Лили Марлен"

Молодая немка с легкомысленным именем Вилли живет в Швейцарии, поет в кабаре американские песенки, любит еврея Роберта и нипочем не желает возвращаться на родину. Но судьба и робертов папа распорядились по-своему: Вилли оказывается в Германии, одна, и там вынуждена начать новую сольную карьеру, исполняя никому не известную песню «Лили Марлен». Песню, которой, как уверенно заявляет закадровый голос, суждено стать самой популярной «из всего, что когда-либо играли и пели». На календаре еще мирный 1938 год.

Райнер Вернер Фассбиндер из поколения пост-германцев. Тех, что родились на пепелище войны и выросли в темной тени ее необратимой, мучительной данности. Тем более мучительной, что о ней долго и беспомощно молчали. Дети переживали это наследие еще тяжелее отцов — отцам многое объясняла эмоциональная память; дети этой памяти были лишены, и потому именно им предстояло заговорить. Фассбиндер заговорил одним из первых, громко и не единожды, разбередив уютное болото легкого, лишенного рефлексии, измельчавшего в функции только развлекать немецкого кино тех лет. «Лили Марлен» тоже из этих, обращенных в прошлое, картин, где призрак нацизма, стыдливо запрятанный, казалось, на самое дно коллективного разума, снова восстает во всей силе… и красе. Третий рейх здесь предстает внезапно праздничным шоу, слепящим софитами, сорящим аплодисментами, кидающимся цветами. Этакая умная государственная машина, беззастенчиво использующая маленькую, случайную звездочку Вилли в собственных рекламно-пропагандистских целях. И даже в те моменты, когда должно быть страшно — допросы, аресты, обыски, — эта веселая, почти китчевая яркость не стирается и не тускнеет. Стены полыхают красным, на лица падает золотистый свет, а костюмы даже после заключения в камере сохраняют неброскую, но естественную элегантность.

Режиссер ждал, что за такую непривычную, несерьезную на первый взгляд подачу будут критиковать, однако это было неважно. Фассбиндер исследовал нацизм не как идею, а как хорошо поставленный, успешный у зрителя спектакль. И не исключено, что причина этого успеха, этого беспрекословного, молчаливого принятия новой Германии достопочтенной бюргерской публикой — не только в банальном страхе, но и в сверкающей красоте разворачивающегося вокруг действа. Яркого зрелища, бесконечного карнавального шествия с речами и факелами, коим представал гитлеровский режим перед законопослушным, не слишком любопытным обывателем. «Я не слышала ни о каких лагерях смерти, я просто пою песню, что в этом плохого?» — вопрошает Вилли. И неясно, действительно ли не слышала, как не знали и не видели (боялись видеть?) все остальные, или просто купалась в свалившейся на нее славе, совершая головокружительную карьеру под благовидным предлогом «мне нужно как-то выживать». Сделка с дьяволом как формула успеха. Каноничная история невероятного взлета и последовавшего за ним падения. Фильм, первым кадром, как точкой отсчета, берущий рассвет и постепенно, сцена за сценой, уводящий в глухую, безнадежную ночь финала. Побежденных судят. Даже если ты просто оказался в плохом месте в неподходящее время.

И все-таки кино не о нацизме. «Лили Марлен» — печальная мелодрама, фильм о любви, планомерно и беспощадно убиваемой властью. Властью рейха, никого не отпускающего просто так, без слежки, без тотального контроля, без решения, кому жить, а кому умирать — на фронте или в концлагере. И пусть Вилли спаслась благодаря своим поклонникам, огромной армии простых солдат, привыкших каждый вечер в 21:55 слышать по радио ежевечернюю «Лили Марлен», — ей не уйти, пока идет война. Властью отца, упрямого еврея, спасающего соплеменников из горящей Германии, но раз и навсегда избавившегося от нежелательной невестки, выбрав сыну другую, правильную жену. Не скрыться и Роберту: стараниями любимой отпустило Гестапо, но не отпустит семья. Властью людей и обстоятельств, подчеркнутых привычкой Фассбиндера помещать своих героев в закрытые, но хорошо просматриваемые помещения, словно в тюрьму. Даже в роскошном номере отеля, где певица празднует свою удачу, даже в тенистом, похожем на декорации, лесу, даже в постели — они не свободны нигде, всюду под замком или прицелом чьих-то внимательных глаз. Закончится война, уйдет в прошлое нацизм, но придет очередная власть и снова отберет свободу. Ваша судьба вам не принадлежит.

Ваша судьба — птица в клетке. А, быть может, отпущенная на волю песня. Та самая, чей секрет так и не разгадан. Песня-перевертыш, одинаково любимая по обе стороны фронта. Песня-обманка, вдохновлявшая на бой, хотя в финале ее герой умирает. Слишком обычная, чтобы так зацепиться за этот мир; слишком свободная, чтобы жить взаперти. Возможно, на самом краю смерти необходимее всего не разумное доброе, вечное, а простое, понятное, близкое. Как образ прекрасной, полузабытой любви, оставшейся далеко в прошлом. И после титров она все еще продолжает тлеть где-то внутри, бесконечно повторяясь в своей завораживающей, гармоничной простоте. Wie einst, Lili Marleen, wie einst, Lili Marleen.