воскресенье, 11 октября 2015 г.

Иллюзион мистера Уэллса

by Amateur44

Рецензия на фильм "Процесс"


Destruam et aedificabo (Разрушу и построю. — Лжесвидетельство против Христа, а может быть, неверный перевод Иоан.2:19)

У Сергея Довлатова в рассказе «Хочу быть сильным» есть забавный эпизод, связанный с Кафкой. Герой рассказа, не читавший этого странного писателя и не боявшийся в том признаться, сталкивается по этому поводу с нездоровым любопытством к своей скромной персоне. Сюжет столько же довлатовский, сколько и кафкианский: не подвластный рассудку и нелепый до дрожи в коленях, но сниженный от сугубо серьёзного восприятия происходящего и от страха божия до бытовой несуразицы, всего лишь смешной. Почти столетие загадочные тексты пражского служащего страховой компании становились полигоном для творческих опытов людей, гораздо более уверенных в себе, чем сорокалетний девственник от литературы. Приложил руку к кафкиане и Орсон Уэллс — титан мирового кинематографа, но в ещё большей степени трикстер, фокусник и манипулятор (чем он, кстати, больше и гордился). Его «Процесс» — образцовая экранизация Кафки прежде всего в том смысле, что здесь Кафки ровно столько же, сколько и Уэллса: баланс, нарушаемый достаточно часто для того, чтобы быть раритетом. Хотя, быть может, это не столько заслуга яркого и неповторимого Орсона Уэллса, сколько требование времени, не утратившего ещё пиетет перед первоисточником и свято чтущего традицию.

Очевидно, однако, что Уэллс интересуется не столько Кафкой и его миром абсурдного страха, сколько возможностью соорудить из этого мира свою собственную конструкцию, использовать его как материал. Будучи далёк от серьёзности Бунюэля и Хичкока, Уэллс увлечённо играет в сюрреализм, как в большую игрушечную железную дорогу, строя из него такие горки с остановками, какие ещё ничья фантазия не выдавала. Только Уэллс может создать в Музее Орсе целую бюрократическую вселенную, всего лишь проводя героя через дурную бесконечность рядов канцелярских столов и стеллажей с бумагами. Никто до Уэллса не забавлялся так с архитектурой, просто неожиданно меняя мрачно-давящее здание в неоготическом стиле на минималистскую стекляшку. Уэллс, это дитя двадцатого века, и в кино остаётся истинным театралом с присущим ему истовым вниманием к декорациям и актёрской игре, но умно использующим несравненно более широкие возможности кинематографа. Здесь шикарное разнообразие декораций: от гипертелесного буйства архитектурной скульптуры до минималистской безликости, от враждебных свету и воздуху мрачных закоулков и чуланов до внезапных захватывающих дух пространственных перспектив. Здесь также незабываемая череда актёрских образов: от людей без лица в обязательных костюмах-плащах-шляпах до несколькими деталями отточенных женских индивидуальностей. И всё это приправлено такой мастерской игрой со светотенью, что Уэллсу наверняка аплодировали даже вечно недовольные его режиссурой продюсеры.

Обдумывая творчество Орсона Уэллса, призывая на помощь спасительный скепсис, нашёптывающий как Отче наш: «не верь тому, что кажется», приходишь к подозрению, что однофамилец знаменитого фантаста опять всех надул. Как в случае с «Гражданином Кейном», который был объявлен «величайшим фильмом всех времён и народов», а на самом деле прост до ужаса и элементарен как атом; как в случае с нашумевшим радиоспектаклем молодого Уэллса по «Войне миров» другого Уэллса, каковой спектакль стал, в сущности, образцовым опытом манипулирования массовым сознанием; продукт, получившийся в результате постановки «Процесса», в такой же степени совершенен, в какой есть обыкновенный фокус (правда, довольно сложный и долгий). Подобно фокуснику, показывающему зрителю не то, что зритель ожидает увидеть, а что он, фокусник, хочет, чтобы зритель увидел, Уэллс (кстати, мастерски владевший искусством иллюзионизма), завлекает зрителя в кафкианский мир сна и абсурда для того только, чтобы иметь возможность ошарашивать его вновь и вновь неожиданными сюжетными поворотами и необычными сценарными решениями, а в самом конце — разрушить все успевшие сложиться в зрительском сознании шаблоны и стереотипы одной-единственной связкой динамита. О нет, самобытный режиссёр ничего не скрывает от зрителя и по-настоящему не обманывает его, как раз наоборот — разоблачает свой собственный обман, легко разрушает всё с таким тщанием выстроенное и являя тем самым неизбывную щедрость своей натуры. Точно так же он поступал и в «Гражданине Кейне», и в «Печати зла», и в других своих ныне классических произведениях. В этом плане интересна последняя самостоятельная и как бы итоговая работа мастера: «Ф как фальшивка», где Уэллс-рассказчик с обезоруживающе честными глазами полтора часа убеждает зрителя в пользе подделок, чтобы затем признаться в своей собственной большой подделке.

Ну, а почему бы и нет? Кино, как и театр, — всего лишь большая и долгоиграющая иллюзия, так было, так есть и так будет. Вопрос не в том, почему нам не показывают правду (и что есть правда? не та же ли иллюзия?), а в том, для чего нам демонстрируют то, чего на самом деле нет. Одно дело — иллюзией обогащать наш мир, возбуждать воображение и давать эстетическое наслаждение. Другое — внушать нам иллюзию, только чтобы манипулировать нашим сознанием и поведением. Режиссёры, придерживающиеся этих полярных принципов, отличаются друг от друга, как уважающие себя иллюзионисты отличаются от рыночных напёрсточников. Орсон Уэллс, бесспорно, относился к первому разряду режиссёров. И был в этом деле одним из лучших.

Комментариев нет:

Отправить комментарий